На этом этапе начинается тишина.

Самое сложное позади, и теперь остаётся только слушать, что хочет сама форма.

Я больше не создаю — я уточняю.

Скульптура уже живёт, дышит, тянется к свету, и моя задача — не помешать ей стать собой.

Каждая поверхность требует внимания.

Я меняю угол, освещение, смотрю, как работает масса, где прячется лишняя тяжесть.

Порой исправления микроскопические — сдвиг на миллиметр, сглаженный край, добавленный изгиб.

Но именно они создают ощущение жизни.

Этот процесс похож на настройку музыкального инструмента.

Ты не создаёшь мелодию, ты доводишь звучание до чистоты.

Важно поймать момент, когда форма перестаёт быть заготовкой и становится самостоятельной.

Когда больше нечего добавить — и уже страшно тронуть.

Я стараюсь не терять следов работы.

След пальца, шероховатость, линия ножа — всё это часть живого языка.

Гладкость убивает энергию, а несовершенство делает её настоящей.

Когда скульптура «говорит» — это чувствуется мгновенно.

Тогда можно остановиться.

Теперь форма готова к техническому этапу — формовке, где её дыхание будет перенесено в материал.

Совершенство — не в безупречности,

а в умении вовремя остановиться.